Религия и психические болезни - Страница 13


К оглавлению

13

И голоса этих великих гуманистов — Монтеня и Парацельса — не были одинокими в период Возрождения. В XVI веке появляются книги о патологической природе явлений «одержимости». В 1533 году врач Менадьер в трактате о меланхолии описал истерические припадки, охватившие монахинь-урсулинок, чем доказал невиновность аббата Грандье, который за два года до написания трактата был сожжен по обвинению во вселении сатаны в религиозных женщин.

Живший в XVI веке врач Иоганн Вейер указывал на причастность воображения к развитию состояний, которые называли «одержимостью». «Если, — писал он, — человек обнаруживает странности, то прежде, нежели отправлять его в трибунал, надо пригласить врача». Он разъяснял, что «ведьмами» обычно слывут женщины пожилые, потерявшие ум и память, или же меланхолички с бредовыми идеями. Вейер предупреждал, что употребление мазей, содержащих беладонну, может вызвать не только яркие сновидения, но и приступы душевного расстройства, во время которых больные наговаривают на себя всевозможные небылицы.

Какими бы наивными ни были взгляды на психические болезни, остается фактом, что их наконец начали рассматривать именно как болезни и пытались лечить методами, известными тогда. Но каковы же были эти методы?

Пытаясь оградить себя от безумцев, общество не проявляло при этом ни малейшей заботы об их судьбе: «одержимых демонами» и «припадочных» собирали в специальные учреждения, где условия содержания больных были хуже тюремных. Знаменитый лондонский Бедлам, основанный в 1537 году, был одним из первых таких психиатрических учреждений. Здесь существовал жестокий режим стеснения свободы больных по худшим тюремным образцам. Изоляторы-карцеры, кандалы, смирительные рубашки… и плеть как основной «медикамент» против безумия. Больные спали на соломе, которая служила им единственной защитой от сырости и холода каменного пола.

Не лучше обстояло дело с содержанием психически больных и в других странах Европы. Парижские лечебницы Бисетр и Сальпетриер мало чем отличались от Бедлама.

Резкий сдвиг в положении душевнобольных произошел после Великой Французской революции. Права человека на свободу, провозглашенные революцией, относились и к больным. Филипп Пинель — уполномоченный правительственной комиссии — впервые снял цепи с больных в парижской больнице Сальпетриер, а затем и остальные «сумасшедшие» дома были превращены в лечебницы.

Отношение к душевнобольным на Руси было более мягким, хотя далеко, конечно, не то, каковым оно должно быть. В Киевском государстве IX–X веков уже существовала специальная организация призрения «нищих, странных и убогих людей». Такие организации обычно создавались при монастырях, где многие монахи-врачеватели прославлялись как «чудотворцы» за то, что «исцеляли бесных и имели дар внушать то, что они хотели, помимо воли тех, кому они делали внушение». «Бесными» (т. е. «одержимыми бесом») называли беспокойных психических больных в отличие от «слабоумных», к которым относили «странных и убогих». Последние считались одержимыми «святым духом», а поэтому назывались «божьими людьми», «блаженными», «юродивыми». Среди лишенных разума «юродивые» пользовались особым положением. В отличие от беспокойных психических больных, которых вместе с «еретиками» обычно содержали в «крепкой темнице» при монастырях, они пользовались полной свободой передвижения, могли говорить все, что хотят и кому хотят. К ним никогда не применялись меры физического воздействия, потому что их слова приравнивались к «гласу святых».

Английский посол Флетчер в книге «О государстве русском 1591 года» писал, что московские «домохозяева считали их (юродивых. — В. Р.) посещение за особую благость, их всюду кормили, водили в баню, одевали и обували. Таким образом, этот обычай оказывался своеобразной формой призрения значительного числа больных».

Совсем иначе относились к душевнобольным, которых в народе называли «божегневными», — их боялись. Они ходили по городам и селам босые, с длинными волосами, трясли всем телом и выкрикивали имена тех, кто их «испортил». Это так называемые «кликуши». Известный русский врач В. И. Даль писал, что «они мечутся, падают, подкатывают очи под лоб, кричат и вопят не своим голосом, уверяют, что в них вошло сто бесов, кои гложут у них животы и прочее. Болезнь эта пристает от одной бабы к другим, и, где есть одна кликуша, там вскоре показывается их несколько».

Официальное отношение к «кликушам» также выходило за рамки обычного для России гуманного отношения к душевнобольным. Кликушество объяснялось вселением дьявола в тело испорченного, и поэтому, когда при царе Алексее Михайловиче усилилась борьба с «колдунами» и «еретиками», вместе с ними на костры не раз отправлялись и «кликуши».

К XVIII веку в России стал преобладать взгляд на помешанных и «глупых» как на больных. В 1715 году Петр I издал указ, которым хотел искоренить кликушество и опровергнуть вымыслы о прорицаниях и чудесах «бесоодержимых». Он запретил ссылать психически больных в монастыри, где их не лечили, а часто наказывали за «самодурство» или использовали для насаждения суеверий. Учитывая, что в монастыри нередко заточались здоровые люди, которых объявляли сумасшедшими, Синод в 1767 году предписал направлять психических больных для освидетельствования к врачу. В 1776 году в Новгороде открывается первый дом для умалишенных, а через три года в Петербурге был открыт специальный «долгауз» (больница) «для пользования сумасшедших». В первые годы XIX века в России было уже около 20 психиатрических лечебниц и среди них больница «Всех Скорбящих» в Петербурге, на открытие которой в 1832 году Пушкин откликнулся известным стихотворением «Не дай мне бог сойти с ума». Стихотворение заканчивалось словами:

13